Чегодаева Мария Андреевна,
Доктор искусствоведения,
Действительный член Российской академии художеств.
Г. Дембовский
Не продается вдохновенье,
Но можно рукопись продать».
Еще лет десять назад на художественных базарах – в Измайлове, в переходе у Парка культуры можно было найти совсем неплохие вещи. Наряду с «салоном», рассчитанным на самые примитивные вкусы «потребителей», там попадались недурные декоративные работы в духе старого «авангарда»; живые этюды, написанные явно без всяких мыслей о продаже, «по вдохновенью». Художник решал свои живописные задачи и лишь потом, может быть даже годы спустя, выставлял этюд на продажу.
Сегодня на художественных базарах «вдохновение» не присутствует ни в каком качестве. Все, что там продается – только откровенный, циничный товар. Покупателю «впаривают» одинаково фальшивые, ослепительно «красивые» ландшафты и натюрморты, кошечек, «ню», нечто претенциозно-символическое в стиле «рюсс» и т п., изготовленное специально на продажу почти исключительно компьютерным способом. Техника в наши дни достигла такого «совершенства», что ничего не стоит смонтировать на компьютере по репродукции или цветной фотографии и отпечатать на принтере не только подобие «гравюры», «офорта, «акварели», но и «масляной живописи». Такое, с позволения сказать, «искусство» заполонило наш художественный рынок и отнюдь не только переход у Парка культуры. Ровно таким же художественным развалом, только более дорогим, предстала выставка-ярмарка «Арт-Манеж» 2008 года – ежегодный смотр десятков галерей, сотен художников. Право, более удручающего зрелища не знал старый Манеж даже в худшие времена развитого «соцреализма»: тогда, наряду с циничным «товаром» типа «Праздник единения братских советских республик» и бюстом очередного Генсека, подальше от входа, в дальних залах можно было найти отличную живопись – искреннюю, смелую, сделанную живой кистью, говорящую о нас, о нашем времени…
Это на них, не знающих счета деньгам, абсолютно оторвавшихся от реальной жизни, «тусующуюся» в своем элитарном гламурном мирке и ориентируется новый Манеж. Представшие в нем пошлейшие «ремейки» – циничное издевательство над классической живописью (в репродукцию Рембрандта или Веласкеса вставлены лица современных политиков и олигархов), и слащаво-пошлые туманные пейзажи, и «мистические символы» целиком рассчитаны на безвкусье, на низменные «духовные» потребности, на жирный карман. Не только отражения подлинной реальной жизни – такой трудной, такой тревожной, нет и в помине – не заметно хотя бы какого-то подобия реальных чувств авторов всей этой продукции. Ничего, кроме циничного делового расчета. Так и хочется спросить экспонантов «Арт-Манежа»: кто вы – художники или стриптизеры, выставившие на продажу свои гламурные «прелести»?
Самое грустное и тревожное в этом то, что стиль «рублевка»« в качестве «престижного эталона» навязывается всему нашему обществу. «Арт-Манеж» подороже вручают по случаю юбилея «дорогому начальнику»; «Арт-Манеж подешевле (обычно «Березки») – лучшим учителям года. С бòльшим разнообразием («Ню», «Кошечки» и пр.) оно украшает, в качестве последнего штриха евро-ремонта, интерьеры современных «элитных» квартир. «Общество» уже, кажется не способно отличить подлинник парадного портрета XVIII века от компьютерной подделки под него; оригинал от «новодела», искусство от «попсы»…
На фоне всей этой живописно-компьютерно-гламурой «тусовки» какими-то редкими просветами искусства представали в Манеже отдельные работы, отдельных «нетипичных» художников. Они выделялись не потому, что утверждали новые передовые направления, противостоящие старому «традиционному» искусству, как это бывало на советских выставках. Напротив! Их новизна была в их … «старомодности». В том, что они решились говорить своим голосом, демонстрировать свое живописное вúдение; не стеснялись заявлять о своих художественных пристрастиях, о своей опоре не учителей. В том, что они берегли, защищали традиционное искусство. Все перевернулось: верность традиции сегодня звучит как оппозиция; «гламур», «попса» всех родов – «официоз», обслуживающий «власть имущих». Могу подтвердить это на примере творчества одного из «нетипичных» живописцев – Григория Дембовского, чей «отсек» в Манеже, пожалуй, более других выпадал из общей картины «супер-маркета».
Дембовский как художник не обойден судьбой, не обделен вниманием. Ему была посвящена телепередача, давшая его творчеству самую высокую оценку. У него прошла не одна персональная выставка. Его работы представлены в частных коллекциях, музейных собраниях. Совсем недавно в 2008-м состоялась его выставка в АКБ «Росбанк» со следующей аннотацией: «Выставка живописи Доктора искусства художника Григория Дембовского открывает в России европейскую традицию выставок известных художников в крупных финансовых учреждениях, приближая искусство к серьезному зрителю. Приглашаем осмотреть выставку и приобрести понравившиеся произведения».
Чем же может понравиться «серьезному зрителю», крупному финансисту искусство Дембовского? Видимо, тем, чем только и может, и должна нравиться живопись человеку, обладающему художественным вкусом: тем, что она – живопись. Художник писал – подумать только! Писал сам, своей рукой, кистью, красками на холсте с натуры или по натурным впечатлениям нечто его задевающее, его волнующее, затронувшее его душу.
Радуешься тому, что художник поставил на стол в мастерской неприхотливый букет – и с увлечением искал живописные средства для его воспроизведения на холсте, строил цветовую гамму – то глухо серо-зеленую с сияющими вспышками кадмия желтого в головках подсолнухов, то тревожно темную, коричневую, на фоне которой полыхает алое пламя гвоздик… Радуешься тому, что он не потерял способности бродить по подмосковному лесу, вдыхать свежий запах молодой ярко зазеленевшей листвы, замечать скромные домики затерявшиеся среди вековых сосен… Что, попав на стажировку в Париж – не отрывался от окна, бегал по набережным Сены, захваченный неповторимым обаянием чудесного города, любовался его сдержанной, то охристой, то голубовато-серо-лиловой цветовой гаммой, прихотливым ритмом скошенных углов домов на перекрестках разбегающихся улиц.
Что как мальчик – или как художник – может увлекаться жестокой романтикой испанской корриды, смертельным единоборством человека и животного – или себя-человека с собой-зверем – можно ведь и так трактовать это древнейшее кровавое зрелище! Триптих, посвященный корриде: предвкушение схватки тореро с быком, момент схватки и ее завершение – смерть быка – едва ли не самое драматичное из созданного Дембовским.
Не знаю, как «серьезного зрителя», а меня как искусствоведа обрадовала в художнике его очевидная любовь к великому искусству, к учителям, предшественникам. Дембовский опирается на постимпрессионизм, на великих французов рубежа XIХ-ХХ веков, на наш «Бубновый валет», на «4 искусства», на поколение «отцов» – художников 1960-70-х; учится у них, пытается усвоить стилистику их живописного языка, приемы наложения мазка, построения плоскости холста, игры фактур. Но, что опять таки радует, у Дембовского нет даже намека на прямое подражание кому либо. Его манера живописного письма, его пластическое вúдение могут убеждать или не убеждать – но это, бесспорно, его видение, его живописный почерк. Движение сильных фактурных мазков, цветовая гамма, сочетающая сложные сопоставления синего, лилового, охристого с резкими вкраплениями глухо коричневой тьмы и вспышками яркого света, эмоционально воздействуют на зрителя, создают атмосферу чего-то необычного, ирреального, что просвечивает, проступает сквозь привычную для глаз «материю»…
Такого рода поиски были свойственны едва ли не всем новаторам ХХ века. Передать специфически-живописными средствами, силой мазка, игрой фактур, ритмом пространственных соотношений нечто большее, чем видится обычному глазу, проникнуть в суть вещей, в «душу» дерева, цветка, в неуловимую духовную атмосферу города; открыть зрителю «сверх материальную» красоту мира – такую задачу ставили перед собой Ван Гог и Сезанн; Татлин и Пикассо. Подобные задачи пытается решать по мере своих сил и Дембовский. Если говорить о современных наших мастерах, то более всего близости можно найти у него с Николаем Андроновым, Павлом Никоновым….
Но ведь это так естественно, так нормально для художника: и воздействовать на людей своим профессиональным живописным мастерством, и постигать натуру, и прорываться за натуру в иные духовные пространства… При этом опираться на «стариков», уважать искусство в себе и себя в искусстве, выражать себя, свое мироощущение через свое искусство! Неужели об этом можно говорить как о каком-то, чуть ли не исключительном положительном качестве современного живописца? Удивляться и радоваться тому, что в среде больших финансистов могут найтись люди, способные ценить, приобретать такое искусство?
Как тут не вспомнить о Савве Мамонтове, об его абрамцевском кружке! О художниках, пользовавшихся поддержкой богатого магната, финансировавшего их, говоря сегодняшним языком, совместные «проекты», приобретавшего их работы… Левитан, Серов, Нестеров, Врубель, Поленов, Васнецов… Перед ними, их талантом, их вкусом, их нравственной силой благоговейное склоняли головы крупные финансисты – Третьяков, Мамонтов, Морозов; считали своим долгом поддерживать своими деньгами такое искусство и именно этим стяжавшие уважение и добрую память россиян.
Так что же, сейчас у нас другая Россия? Другой капитализм, другие олигархи, другие ценности?
А, может быть, художники – другие?
